История советской цензуры

Вряд-ли рядовые читатели в советские времена обращали вни­мание на выходные данные журнала или книги, разве что на ти­раж. Формат, тип бумаги, спецификация печати, номер заказа… Но среди этой буквенно-цифровой информации обязательно присутствовал еще один непонятный символ. Например, «Спра­вочник журналиста» 1970 года: М-35СУ12. И только профессионалы знали, что это издание прошло «литование», то есть разрешено к выпуску в свет…

Момент появления в России цен­зуры, пожалуй, можно отнести к 1073 году — периоду Крещения Руси, когда на свет появился документ «Спи­сок отреченных книг». Гильдия же цен­зоров на протяжении веков продолжа­ла совершенствоваться, и деятельность ее бюрократической машины по защите интересов самодержавия достигла апо­гея в начале XX века.

Однако и пришедшие к власти в 1917 году большевики тоже своеобраз­но трактовали понятие свободы слова. Одним из первых декретов Совнарко­ма «О печати» оппозиционные газеты были поставлены на грань вымирания. Поначалу отслеживанием инакомыс­лия в печатных изданиях занималась

ВЧК-ОГПУ, но уже в 1922 году было принято решение о создании едино­го контрольного органа — Главного управления по делам литературы и из­дательств (Главлита, отсюда и выраже­ние — «литовать»). Чуть позже появился и его брат Главрепертком — ведомство, призванное следить за идеологически­ми нормами репертуаров зрелищных мероприятий, причем оба управления имели свои подразделения на респу­бликанских, областных и городских уровнях. Приблизительно в то же вре­мя при Народном комиссариате про­свещения была создана специальная комиссия, которую возглавила жена Ленина Надежда Крупская, в задачу которой входила очистка библиотек от «идейно чуждой литературы». Понятно, что большинство членов этой комис­сии, будучи «пламенными революцио­нерами» и имея за плечами в лучшем случае три класса церковно-приходской школы, отправляли в закрытые фонды (спецхраны) непонятные им шедевры мирового значения, причем не только труды философов, но и книги всемирно известных писателей.

Первый нормативный документ — «Перечень сведений, содержащих тай­ны, не подлежащие распространению, в целях охранения политико-экономи­ческих интересов СССР» — появился на свет в 1925 году вместо ранее принятых декретов Совнаркома «О революцион­ном трибунале печати» и «Положение о военной цензуре». Вначале «Перечень» состоял из 16 страниц и содержал все­го 96 пунктов. Например, запрещалось писать об исправительно-трудовых лагерях, антисоветских выступлениях, безработице, голоде, катастрофах и т.д. Кроме того, регулярно выходили цирку­ляры, пополнявшие «Перечень» новыми запретными темами. Со временем этот документ, немного изменивший свое название, но действовавший до распа­да СССР, разросся до 213 параграфов, каждый из которых содержал от 5 до 12 пунктов, которые цензор должен был знать наизусть, как священнослужители — Библию. (Кстати, экземпляры которой при обнаружении в лучшем случае от­правляли в спецхран.)

К 1928 году уже сформировалась идеологическая концепция в работе Главлита. «Критика должна иметь по­следствия! Аресты, судебные расправы и приговоры, физические и моральные расстрелы!» Это изречение принадле­жит тогдашнему начальнику управле­ния Сергею Ингулову, которого репрес­сируют в 1937 году. Поэтому говорить о справедливой цензуре в период культа личности Сталина смешно. Да и, кроме того, квалификация сотрудников Глав­лита оставляла желать лучшего. Напри­мер, один из цензоров запретил к печати заметку рабочего корреспондента по причине того, что в ней упоминался ре­вольверный токарный станок, и страж государственной тайны решил, что речь идет об оружейном производстве.

Надо сказать, что в те времена рабо­та главлитовцев была не только трудна, но и опасна — за пропущенную опечат­ку можно было отправиться в лагерь на 10 лет. Один из цензоров, аресто­ванный как «контрреволюционер» во время Великой Отечественной войны, пропустил в печать текст со словами «главнокомандующий» и «Сталинград», в которых отсутствовали буквы «л» и «т» соответственно. Не лучшая участь постигла и его коллегу, который в ста­тье о пребывании Ленина в Брянской области не заметил опечатку, и получилось, что вождь революции в лесах Брянщины не охо­тился, а «окотился».

После смерти Стали­на, с приходом к власти Хрущева, для деятелей культуры были сделаны определенные идеоло­гические поблажки. На­пример, журнал «Новый мир» стал публиковать ранее запрещенные произведения Солже­ницына, Гроссмана, Дудинцева, Ахматовой, Па­стернака и других. Тогда же был окончательно сформирован механизм действия Главлита. Ре­дактор журнала, книги или газеты передавал цензорам подготовлен­ный материал в двух экземплярах. Тот, в свою очередь, изучал его, сверяясь с «Перечнем сведений, запрещенных к публикации в открытой печати», и даль­ше давал или не давал разрешение к его публикации. В случае «красного света» запрет делился на две категории — безу­словный и условный. В первом случае материал отправлялся в мусорную кор­зину, во втором — требовалось согласо­вание с министерствами или другими ведомствами (например, в случае рас­сказа о сталелитейном производстве была необходима виза Министерства металлургии или подчиненных ему ни­жестоящих инстанций). Все замечания цензор отражал в специальной карточ­ке «Вмешательство», где указывались издающая организация, точный текст, потребовавшиеся вмешательства, их характер и обоснование.

Надо сказать, что Ни­кита Хрущев во время своего нахождения у власти серьезно поду­мывал об отмене идео­логической цензуры и даже поручил секрета­рю ЦК КПСС Ильичеву представить докладную записку с соображения­ми по этому вопросу.

Однако после при­хода на кремлевский олимп Леонида Ильича Брежнева «оттепель» стала схо­дить на нет.

В этот период более часто стали при­меняться на практике статьи Уголовно­го кодекса, предусматривающие ответ­ственность за антисоветскую агитацию и пропаганду и распространение заве­домо ложных измышлений, порочащих советский строй. В основном под каток правосудия попадали литераторы и журналисты, рискнувшие опублико­вать свои произведения за рубежом и на страницах самиздата (альманахах и журналах, подпольно издаваемых в рукописном виде на территории СССР). Если верить статистике, во времена так называемого застоя за колючую прово­локу и психиатрические больницы от­правились 2/3 из 8145 осужденных по этим статьям в период с 1956 года.

Одновременно расширялся и список запрещенных к публикации тем. На­пример, после ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году, кроме офи­циального заявления советского пра­вительства о помощи братской стране в предотвращении контрреволюцион­ного переворота, больше никакой ин­формации не было. Такая же ситуация сложилась и во время _л вооруженного советско- д™ китайского конфликта в районе острова Даманский год спустя. Впо­следствии была прак­тически полностью закрыта информация из Афганистана после вво­да туда советских войск.

Надо сказать, что от засилья цензуры стра­дали не только писатели и журналисты, но и ки­нематографисты. Тогда спасения приходилось искать у руководителей государства. На­пример, комедию «Джентльмены удачи» чиновники намеревались положить на полку из-за наличия в лексике героев блатного жаргона. «Добро» дал лично просмотревший ленту Брежнев, заявив, что эти выражения знает любой дворо­вый мальчишка. Секретарь ЦК КПСС по идеологии Суслов настаивал на запрете показа «Семнадцати мгновений весны» — дескать, там не отражен под­виг всего советского народа. Пришлось вступиться пред­седателю КГБ СССР Юрию Андропову, отпарировавше­му, что весь советский народ не мог работать в аппарате Шелленберга.

С объявлением на XXVII съезде КПСС в 1987 году политики гласности на­чалась агония Главлита, поскольку чиновники уже не понимали, как сопо­ставлять старые догмы с новыми веяниями. Точка в истории этого ведомства была поставлена в июне 1990 года законом СССР «О печати», один из пунктов которого гласил: «Цензура массовой информации не допустима».

data-yashareQuickServices=»vkontakte,facebook,twitter,odnoklassniki,moimir» data-yashareTheme=»counter»

>